Ф.М. Достоевский
Письмо великому князю Александру Александровичу.
Ваше Императорское Высочество
Милостивейший государь.
Дозвольте мне иметь честь и счастие
представить вниманию Вашему труд мой (роман
«Бесы» – прим.). Это – почти исторический
этюд, которым я желал объяснить возможность
в нашем странном обществе таких чудовищных
явлений, как нечаевское преступление.
Взгляд мой состоит в том, что эти явления не
случайность, не единичны, а потому и в
романе моем нет ни списанных событий, ни
списанных лиц. Эти явления – прямое
последствие вековой оторванности всего
просвещения русского от родных и
самобытных начал русской жизни. Даже самые
талантливые представители нашего
псевдоевропейского развития давным-давно
уже пришли к убеждению о совершенной
преступности для нас, русских, мечтать о
своей самобытности. Всего ужаснее то,
что они совершенно правы, ибо раз с
гордостию назвав себя европейцами, мы тем
самым отреклись быть русскими. В смущении и
страхе перед тем, что мы так далеко отстали
от Европы в умственном и научном развитии,
мы забыли, что сами, в глубине и задачах
русского духа, заключаем в себе, как русские,
способность, может быть, принести новый
свет миру, при условии самобытности нашего
развития. Мы забыли, в восторге от
собственного унижения нашего,
непреложнейший закон исторический,
состоящий в том, что без подобного высокомерия о собственном мировом
значении, как нации, никогда мы не можем
быть великою нациею и оставить по себе хоть
что-нибудь самобытное для пользы всего
человечества. Мы забыли, что все великие
нации тем и проявили свои великие силы, что
были так «высокомерны» в своем самомнении
тем-то именно и пригодились миру, тем-то
и внесли в него, каждая, хоть один луч света,
что оставались сами, гордо и неуклонно,
всегда и высокомерно
самостоятельными.
Так думать у нас теперь и высказывать
такие мысли значит обречь себя на рол пария.
А между тем главнейшие проповедники нашей
национальной самобытности с ужасом и
первые отвернулись бы от нечаевского дела.
Наши Белинские и Грановские не поверили бы,
если б им сказали, что они прямые отцы
Нечаева. Вот эту родственность и
преемственность мысли, развившейся от
отцов к детям, я и хотел выразить в
произведении моем. Далеко не успел, но
работал совестливо.
Мне льстит и меня возвышает духом
надежда, что Вы, государь, наследник одного
из высочайших и тягчайших жребиев в мире,
будущий вожатый и властелин земли Русской,
может быть, обратите внимание на мою
попытку, слабую – я знаю это, - но
добросовестную, изобразить в
художественном образе одну из самых
опасных язв нашей настоящей цивилизации,
цивилизации странной, неестественной и
несамобытной, но до сих пор еще остающейся
во главе русской жизни.
Позвольте мне, всемилостивейший
государь, пребыть с чувствами
беспредельного уважения и благодарности
Вашим вернейшим и преданнейшим слугою.
Федор Достоевский.
10 февраля 1873 г.